Санкт-Петербург под луною

ВЕСЕННИЙ ДОЖДЬ Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочил Лак экипажей, деревьев трепет. Под луною на выкате гуськом скрипачи Пробираются к театру. Граждане, в цепи! Лужи на камне. Как полное слез Горло — глубокие розы, в жгучих, Влажных алмазах. Мокрый нахлест Счастья — на них, на ресницах, на тучах. Впервые луна эти цепи и трепет Платьев и власть восхищенных уст Гипсовою эпопеею лепит, Лепит никем не лепленный бюст. В чьем это сердце вся кровь его быстро Хлынула к славе, схлынув со щек? Вон она бьется: руки министра Рты и аорты сжали в пучок. Это не ночь, не дождь и не хором Рвущееся: «Керенский, ура!», Это слепящий выход на форум Из катакомб, безысходных вчера. Это не розы, не рты, не ропот Толп, это здесь, пред театром — прибой Заколебавшейся ночи Европы, Гордой на наших асфальтах собой. Лето 1917

SPRING RAIN He grinned at the bird cherry, sobbed, dipped the varnish of the carriages, the trees awe. Under the moon on a roll out in a single file, violinists make their way to the theater. Citizens in chains! Puddles on the stone. Like a full of tears The throat is deep roses, in burning, Wet diamonds. Wet overlap of Happiness - on them, on the eyelashes, on the clouds. For the first time the moon these chains and the thrill of Dresses and the power of admired lips sculpts a Gypsum saga, sculpts an un sculpted bust. In whose heart all his blood quickly surged to fame, slipping from his cheeks? There she beats: Minister Ota and the aorta's hands were squeezed into a bundle. This is not night, not rain, and not in chorus Tearing: "Kerensky, hurray!", This is a blinding exit to the forum From the catacombs, hopeless yesterday. These are not roses, not mouths, not the grumble of the Crowds, this is here, in front of the theater - the surf of the Hesitating night of Europe, Proud on our asphalts. Summer 1917

春雨他笑著抽著鳥櫻桃，蘸著馬車的清漆，使樹木敬畏。在月球上，一次播放一次，小提琴手進入劇院。囚犯們！在石頭上的水坑。像是滿是眼淚嗓子是深玫瑰，燃燒著的濕鑽石。幸福的濕潤重疊-在它們上，在睫毛上，在雲層上。這些鏈條，裙子的快感和令人敬佩的嘴唇的力量，首次使月亮雕刻了石膏傳奇，雕刻了未雕刻的胸像。他的所有血液在他的心中迅速從雙頰滑落成名嗎？她在那裡打：大田大臣和主動脈的手被捆成一捆。這不是夜晚，不是下雨，也不是合唱。撕裂：“ Kerensky，歡呼！”，這是通往論壇的一個令人眼花exit亂的出口，從地下墓穴出來，昨天毫無希望。這些不是玫瑰，不是嘴巴，不是人群的牢騷，這是在劇院前面在這裡-歐洲猶豫的夜晚的衝浪，為我們的瀝青感到驕傲。 1917年夏季