Санкт-Петербург Широким жестом запахнув шинель

Осип Мандельштам — Петербургские строфы: Стих Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель,
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель.
Зимуют пароходы. На припеке
Зажглось каюты толстое стекло.
Чудовищна, — как броненосец в доке,
Россия отдыхает тяжело.
А над Невой — посольства полумира, Адмиралтейство, солнце, тишина!
И государства жесткая порфира,
Как власяница грубая, бедна.
Тяжка обуза северного сноба —
Онегина старинная тоска;
На площади сената — вал сугроба,
Дымок костра и холодок штыка…
Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад пеньки,
Где, продавая сбитень или сайки,
Лишь оперные бродят мужики.
Летит в туман моторов вереница.
Самолюбивый, скромный пешеход,
Чудак Евгений бедности стыдится
Бензин вдыхает и судьбу клянет!
Анализ стихотворения « Петербургские строфы» Мандельштама Образ Петербурга – один из ключевых в лирике Осипа Эмильевича Мандельштама. Стихотворение создано в январе 1913 года. поэт готовит к изданию дебютную книгу, входит в литературные круги. В эти годы пошатнувшееся материальное положение его семьи больше не позволяет ему учиться в Европе. По жанру – панорама русской жизни рубежа веков, империи в зените славы. С помпой проходят юбилейные Романовские торжества, война еще только впереди – а впрочем, первые месяцы ее, окрашенные всеобщим патриотическим чувством, вполне могли бы вписаться в контекст данного произведения. Размер довольно типичен для О. Мандельштама тех лет: ямб с рифмовкой перекрестной, 6 строф. Действующие персонажи: столица и ее жители. Язык щедрый, сочный, Пушкинский (недаром же он упоминает и Е. Онегина и Евгения из «медного всадника»). Приметы современности и прозаизмы органично вписаны в ткань стихотворения. Итак, зима, спешат под чахлою метелью по своим делам чиновники, торговый люд. Хрестоматийный «правовед» садится в столь же классические для русской литературы сани. Естественно, он в гоголевской шинели. Взгляд поэта обращается на ледяные водные просторы. Инверсия: зимуют пароходы. Между тем, через четверостишия проходит ряд недвусмысленных эпитетов: тяжело, жесткая, тяжка обуза. Упомянута и Сенатская площадь с «холодком штыка» едва ли не из декабря 1825 года. Есть и сравнение Россия с чудовищным броненосцем, отдыхающим в доке. Однако ощущения, что поэт описывает колосса на глиняных ногах – нет. Громада Россия, ее самодостаточность, контрастность и – вместе с тем – причастность ко всем мало-мальски значимым мировым событиям. Недаром же порфира законности и порядка, «как власяница бедна». Позади было великое прошлое, впереди виделось не менее великое будущее. Вчера и сегодня сошлись в этом городе, азиатское и европейское. В предпоследней строфе – анжамбеман и тонкая ирония, насмешка: оперные бродят мужики. Продавцы саек и сбитня выглядели гостями из прошлого века, ряжеными. В финале вереница моторов, верно, обдает грязью «чудака Евгения». Вокруг него не модные экипажи, как раньше, а диковинные автомобили, однако проблемы у человека простого все те же: бедности стыдится. «Судьбу клянет»: за то, что не дает ему шанса выдвинуться, войти в круговорот дел куда более впечатляющих, чем раздобыча пропитания. « Петербургские строфы» О. Мандельштама были выпущены в свет с посвящением Н. Гумилеву, собрату по перу и наставнику.

текст

текст