Неизвестный солдат

Неизвестный солдат. Забытая тайна острова Валаам (продолжение) Шёл солдат по Россия, По заснеженным вёрстам, И по слякоти вешней, В зной, по летней жаре. Грязь сапог словно гири, Не могучего роста, Не святой и не грешный На Великой войне. От границы – к востоку, Он сражался на Волге, Под Москвой, в Ленинграде. Киев, Крым и Кавказ… Поседевши до срока, Рвал германца за холку, Представляли к награде, Ранен тоже не раз. От кургана Мамая, В Праге или в Берлине, В день Победы не смог, Не попал на парад. В сорок пятом он в мае Подорвался на мине. Инвалидом без ног, Возвратился назад… Оказалось, - не ждали, Лишним мыкался воин, Он, солдат-победитель, Сокрушивший фашизм. В орденах и медалях, На словах-то, в героях… Нет, не враг, не «вредитель», Но позорил марксизм. Горько думал: Обуза… Скрылся дальше от дома, Смастерил он тележку: На подшипниках – ход. Колесил по Союзу, Чтоб не встретить знакомых, На базарах, в ночлежках Видел разный народ. По вагонам – с гармошкой, Ползал он попрошайкой, Водку пил беспробудно, Без кола, без двора… Зарабатывал крошки От игры балалайкой… Про арест помнил смутно: «Черный ворон» - с утра. Отгулялся но воле… По указу … прибрали, Проявили «отвагу» - Разломали костыль. Глаз вождям намозолил… В Валаамские дали «Закатали» бродягу Доживать в монастырь. Путь-дорожка на север, Вдоль, по рельсам железным. Проклял душеньку ночью, Рвал одёжку в клочки. Волны бились о берег… Чаек пух белоснежный… Пулемётною точкой Кровь стреляла в виски. Деревянные нары, Келья, каменный холод, Кружка, миска с похлёбкой, Хлеба чёрствый кусок. Круг – братки-«самовары», Вши, болезни и голод, Дверь глухая в заклёпках… Он «отматывал» срок. Тут ютились калеки, Сколько? Всякое бают… Тот солдат безымянный Не ответит за всех. Здесь остались навеки, Совесть ведь не терзает. Каземат окаянный… Прошлый, якобы, грех. Время, скажут, иное: Исполняли приказы. Не считали потери… Не воротишь назад. Право кто дал такое? Очевидцев рассказы? Ворошить? Не проверить. Не воскреснет солдат. Никому не известен, Кости в землю зарыты, Душ погублено много, Поздно плакать навзрыд. Уйма фильмов и песен, Бронза, мрамора плиты, Правда только у … Бога: Им никто не забыт. Послесловие. После окончания Великой Отечественной войны тысячи солдат-инвалидов, калек без рук, без ног, были сосланы на остров Валаам и в другие дальние монастыри севера на вечное поселение. Согласно принятому в СССР указу. Гнили заживо, умирая в муках безвестности... Там навсегда и сгинули эти «самовары», вычеркнутые из истории, воины-освободители. Вечная им память…

Unknown Soldier. The forgotten secret of the island of Valaam (continued) The soldier walked across Russia, along snowy miles, And on spring slush, In the heat, in the summer heat. The mud of a boot is like a kettlebell, Of no mighty growth, Not holy and not sinful In the Great War. From the border - to the east, He fought on the Volga, near Moscow, in Leningrad. Kiev, Crimea and the Caucasus ... Turned gray in time, Tearing a German at the withers, Presented for a reward, Wounded too more than once. From the barrow Mamaia, In Prague or in Berlin, On Victory Day I could not, I did not get to the parade. At forty-fifth, in May he was blown up by a mine. A disabled person without legs, He returned back ... It turned out - they didn’t wait. In orders and medals, In words, in heroes ... No, not an enemy, not a "pest", But disgraced Marxism. Bitterly thought: The burden ... Hid further from the house, He made a cart: Bearing - move. He traveled around the Union, So as not to meet friends, At the bazaars, in the shelters I saw different people. On cars - with an accordion, He crawled by a beggar, He drank vodka soundly, Without a stake, without a yard ... Earned crumbs From playing a balalaika ... I remembered vaguely about the arrest: “Black Raven” - in the morning. Walked away but at will ... By decree ... tidied up, showed "courage" - Broke the crutch. He praised the leaders ... In Valaam they gave "Rolled up" the tramp To live in a monastery. Path-track to the north, Along the railroad tracks. Cursed darling at night, Tearing clothes to shreds. The waves were beating on the shore ... The seagull was snow-white fluff ... Machine-gun point Blood shot at the whiskey. Wooden bunks, Cell, stone cold, Mug, bowl with stew, Bread stale piece. The circle - “samovars” brothers, Lice, illnesses and hunger, The door is deaf in rivets ... He “unwound” the term. Here cripples huddled, How much? Everybody is beaten ... That nameless soldier Will not answer for everyone. They stayed here forever, Conscience does not torment. Casemate is a cursed ... Past, supposedly, a sin. Time, they say, is different: Fulfilled orders. We didn’t consider the loss ... Do not turn back. Who gave that right? Witnesses stories? To ted? Do not check. The soldier will not rise. Nobody knows, Bones are buried in the earth, A lot of souls are destroyed, Late to cry sobbing. A lot of films and songs, Bronze, marble slabs, The truth is only ... God: They have not forgotten. Afterword. After the end of World War II, thousands of disabled soldiers, crippled without arms, without legs, were exiled to the island of Valaam and other distant monasteries of the north for eternal settlement. According to the decree adopted in the USSR. They rotted alive, dying in the throes of obscurity ... There, these “samovars”, deleted from history, warrior liberators perished there forever. Eternal memory to them ...

текст